До революции квартиру № 4 арендовал полковник 1-й гренадерской дивизии Кисляков Андрей Владимирович. Он родился в дворянской семье в 1865 году в Петербурге, окончил Михайловское артиллерийское училище.→

До революции самая роскошная и большая (10 комнат) квартира принадлежала владельцу дома караимскому фабриканту и благотворителю Илье Давидовичу Пигиту (1851–1915). Здесь в 1918 году перед покушением на Ленина останавливалась Фанни Каплан, а в 1980-е годы квартиру заселили хиппи→

Сестра Давида, Анна Садуковна Пигит (1884–1938), в 1902 году закончила женскую гимназию Арсеньевой, которая располагалась на Пречистенке. →

В числе душеприказчиков Ильи Давидовича был назван его племянник Давид Садукович Пигит (1888 — не ранее 1938), сын Садука и Эмилии Пигит. Он же, согласно завещанию, был обязан нести ответственность за содержание и лечение своего душевнобольного брата Самуила, а после смерти последнего передать некоторую сумму Московскому университету для учреждения стипендии имени Самуила Пигита. →

В 1921 году в дом на Садовой въехала семья Бочковых-Шелеповых. Сначала они жили в полуподвальной квартире № 42, а в 1925 году переехали в квартиру № 5 — бывшую владельческую, в которой продолжали проживать племянники фабриканта Ильи Пигита. →

Слухи о дореволюционном владельце квартиры, известном среди советских жителей как «фабрикант Дукат», футбол в коридоре, ручная белка с Тишинского рынка, Пасха и похороны соседки-летчицы Розалии Шихиной в воспоминаниях Владимира и Елены Исаевых.→

C 1914 года седьмую квартиру арендовал Багдасар Артемьевич Вартанов (1871–1951), уроженец Ахалкалаки — города в Тифлисской губернии, населенного в основном армянами. Согласно архивным документам, в 1898 году Вартанов устроился на работу в банкирский дом «Братья Джамгаровы» на Кузнецком мосту. Там он проработал до 1912 года→

В 1937 году в одну из комнат квартиры № 7 въехала семья Бархударянов. Ашхен Бегляровна (1893–1969) и Александр Барcегович (1889–1975) прибыли из Еревана вместе с сыном Левоном (1918–2017), обменяв ереванскую просторную квартиру на темную комнатку в доме на Садовой. →

История франко-русской семьи, проживавшей до революции в доме № 10 по Большой Садовой.→

В 1940 году семья Николая Дионисовича Костаки переехала из коммуналки в Сивцевом Вражке в квартиру № 35 на первом этаже в левом крыле дома. Николай Костаки (1908–1989), греческий подданный, родившийся в Москве, работал с 1924 года в посольстве Греции.→

До 1980-х годов в доме № 10 на Большой Садовой проживала племянница Георгия Якулова, дочь его старшей сестры Варвары Ольга Сергеевна Логвинова, в девичестве Шелковникова (1901–1980-е). Она закончила 2-й Московский государственный университет, организованный на основе Московских высших женских курсов, потом работала медсестрой.→

Галина Юрьевна Старкова, в девичестве Пелевина (1954 г.р.) поселилась в комнате 11-ой квартиры в 1973 году. До переезда на Большую Садовую Галина Юрьевна жила с мамой, сестрой и братом в районе Коломенского парка. Матери Галины удалось обменять квартиру и расселить детей. На Большой Садовой Галина вышла замуж и родила дочь. Галина Юрьевна с мужем и дочерью прожили в 11-ой квартире до 1978 года. В 1977 году к ним в коммуналку с проверкой жилищных условий→

Семья виленского мещанина Ефима Гордона, получившего в 1923 году «охранную грамоту», защищавшую от любых уплотнений, сожженная в буржуйке библиотека, иудейские молитвы, режиссер Соломон Михоэлс, а также коммунальная газета «О том, о сем».→

Семья Межеричер проживала в квартире № 12 с декабря 1957 года по осень 1963 года. Фотограф Игорь Леонидович Межеричер (1921-2002) въехал в просторную комнату с двумя окнами и высоким лепным потолком вместе женой Еленой Григорьевной (1933-1994), в девичестве Соломонович, работавшей учителем географии, и двумя детьми – Татьяной (1950-2018) и Андреем (1956 г.р.). Младший сын Андрей Игоревич Межеричер, поэт, член Союза Писателей, член-корреспондент Международной Академии наук и искусств, посетил наш музей в 2019 году, а затем написал нам в музей, поделился историей своей семьи в доме № 10 и предоставил фотографии из семейного архива. Вместе с Межеричерами жила няня Елизавета Александровна Решетнёва, в девичестве Духова (1912-1984).

Праздничный стол семьи Межеричер, квартира № 12. Слева направо: няня Андрея и Татьяны Елизавета Александровна Решетнёва, Андрей Межеричер в возрасте пяти лет, его сестра Татьяна Межеричер, отец Игорь Леонидович, тетя со стороны отца Людмила, мама Елена Григорьевна, фронтовой друг Игоря Леонидовича археолог Николай Яковлевич Мерперт, подруга Елены Григорьевны по учебе в пединституте Елена Аввакумова. Справа семья Владимировых, друзей семьи Межеричер: Александр, Галина и сын Серёжа. 1961 год. Из личного архива Андрея Межеричера.

Отец Игоря Леонидовича – Леонид Петрович Межеричер (1898-1938) был советским журналистом, художником-карикатуристом и теоретиком фотографии. Леонид Петрович – автор сценария к известному фото-проекту «24 часа из жизни Филипповых» (1931 г.), рассказывающему о повседневности московского рабочего завода «Красный пролетарий». Погиб в лагере в Магаданской области.

В соседней комнате проживала семья брата Елены Григорьевны: Владимир Григорьевич Соломонович (1936 г.р.), инструктор по физической культуре на стадионе «Красное знамя», а затем работник Института физкультуры при Министерстве угольной промышленности, его жена Фаина Львовна (1929 г.р.), сотрудница фармацевтической фабрики, и их дочери – Лариса (1956 г.р.) и Галина (1962 г.р.). Семья Соломоновичей выехала из дома позже – в 1972 году.

Воспоминания о детстве в квартире № 12. Написано Андреем Межеричером (1956 г.р.) в Стокгольме 16 октября 2020 года для нашего сайта по истории дома:

Я хорошо помню расположение комнат в квартире. Была высокая входная дверь из двух створок, за ней квадратная прихожая, казавшаяся мне ребёнку довольно большой. Из неё был вход направо в нашу комнату. Затем сужение коридора с дверью в туалет, совмещённый с ванной. Он был общим, по утрам здесь стояла очередь и соседи часто ругались. Затем справа – вход в комнату Соломоновичей. Дальше коридор немного расширялся, прямо продолжался коридор с комнатам, а налево короткий коридор вёл в кухню. Здесь по правую руку была кладовка. Далее была просторная общая кухня. В ней слева у стены двойная раковина с кранами для воды, далее две газовые плиты с четырьмя конфорками и духовкой каждая, затем в конце левой стены, в самом углу – «чёрный ход», с дверью ведущей на лестницу, выходившую на общий двор нашего дома. Через неё нас детей выпускали гулять во двор. Вдоль всей следующей стены с окном во двор стояли кухонные столы – наш и соседей. Из окна родители кричали нам детям во двор, зовя домой. Кухонные столы соседей продолжались и вдоль следующей стены. Всего их было пять по количеству комнат. На кухне всегда было жарко от плит, но довольно тихо и мирно для общей квартиры. В основном коридоре, после двери наших родственников Соломоновичей было ещё три комнаты, в которых жили семья Батовых (мать уборщица ЖЭКа и двое дочерей), семья Кожуро ( он был ровесником папы и приходил к нам в гости, работал в Военторге, она – не помню где) и молодая модная девушка Нина Селиванова, работавшая в магазине. Она всегда меня постригала, когда я был маленьким.

Схема квартиры, начерченная Андреем Межеричером.

Коридор упирался в дверь ещё одной, довольно большой кладовки. По правой стене до неё жили Батовы, а слева корридор слегка расширялся и там были две комнаты, Кожуро и Селивановой. В кладовке были вещи, сложённые всеми соседями и стоял фотоувеличитель. Там мой папа-фотограф печатал свои снимки, чем соседи были не очень довольны. Он выходил оттуда, щурясь на лампочку коридора с большим кюветом в руках, в котором плавали в растворе фотографии и быстро шёл на кухню к раковине промывать их. В то время, которое я помню, мне было лет пять-шесть, моё детское восприятие улавливало не всё, а то, что отлагалось в памяти, несло в себе отпечаток моего детского восприятия. Я помню, что пол в комнатах был паркетный, наборный и его надо было натирать мастикой. Мы делали это всей семьёй, в коридорах пол был дощатым, покрашенным в коричневый цвет. Местами краска вытерлась, особенно на кухне около плит, а так же около туалета, над чем мы с моей двоюродной сестричкой и закадычной подружкой Ларисой хихикали между собой.

Андрей Межеричер и его двоюродная сестра Лариса Соломонович в квартире № 12. Конец 1950-х годов. Из личного архива Андрея Межеричера.

Я помню соседку Ирину Батову, грузную добрую и неторопливую женщину невысокого роста. Нам с сестрёнкой казалось, что она ходит переваливаясь, как утка и мы об этом перешептывались между собой и тоже хихикали. Я не помню никого из других детей в квартире, хотя они должны были быть. Мы играли всегда с Ларисой, которая была моей молочной сестрой и младше меня всего на три месяца и два дня. Гуляли мы в нашем дворе, играли с другими детьми, катались на трёхколёсных велосипедах по кругу, и на улицу по гулкому проходу нам ходить не разрешалось. Мы и не ходили. Мы были послушные дети. Основная наша шалость заключалось в том, что мы подбегали группкой к двери подъезда, где сейчас ваш музей, открывали её и смотрели на стоящую большую фигуру негра, держащего в вытянутой вверх руке круглую лампу-светильник. Мы пугались его чёрного лица с белыми зрачками глаз и белыми зубами и с веселым визгом убегали, чтобы вскоре прибежать опять. Вот наверно и всё.

Татьяна Межеричер в квартире № 12. Первое сентября. Начало 1960-х годов.

Вот ещё я помню шум Садового кольца , когда няня открывала большую форточку окна для проветривания комнаты. Часто это было, когда меня клали спать днём. Подоконник был высоким, довольно широким и белым. Белым же были и двойные рамы окна. Между ними зимой помню лежала вата. Няня была небольшого роста и я, свернувшись калачиком под одеялом, полузакрытыми усталыми глазами видел, как она брала стул, чтобы открыть сначала одну форточку, а затем в ней же вторую размером поменьше во внешней раме окна. Гул улицы врывался в комнату вместе с прохладным воздухом. Я различал в общем потоке звуков жужжание троллейбусов, гудки автомобилей и рычание моторов грузовиков. Это был мир моего детства, я его помню и люблю, как и квартиру на Большой Садовой, в которой мы жили несколько моих ранних лет.

Стихотворение о детстве в доме № 10 по Большой Садовой, написанное Андреем Межеричером в 2016 году.

Альбом семейный пожелтел,
Я фотографии смотрел,
Картонные страницы.
Их стыки пропитала пыль,
Я лица многие забыл,
Но мне ночами снится
Дом, где ребёнком проживал,
Двор, где с соседскими играл,
И бегал очумело,
Качели, с домино столы,
Деревьев белые стволы,
Покрашенные мелом.

Шестидесятые года.
Иначе было все тогда.
Вот снимок потускнелый,
На нем как много лет назад
Наш двор и бабушки сидят
У клумбы захирелой.
Велосипед -три колеса,
Соседей в окнах голоса,
Бежит собака, лая,
Из подворотни шум машин:
Я не хожу туда один,
Там улица большая.

Альбому очень много лет,
В нем есть и бабушка и дед.
На снимке заурядном
Иx лица стёрлись и глаза,
А мне достались голоса
И двери стук парадной.
Я полистать его был рад:
Между страницами лежат
Концертные билеты,
Перо, засушенный цветок,
Ажурный тонкий веерок
Как прошлого приметы.

Вся наша жизнь как тот альбом:
Уже от лет покрылась мхом
Обложка расписная,
Он позабыт, но вот опять
Возьмём его, чтоб полистать,
О жизни рассуждая.
А что оставим мы с тобой,
Когда покинем мир земной
Уйдём в миры другие?
Безликий с фотками планшет?
Как хорошо, что жив поэт
И есть часы ночные!

После революции дом был национализирован и заселен типографскими рабочими. Зимой 1917 года инструктор наборщиков профтехшколы Михаил Павлович Овчинников (1869 г.р.) въехал вместе с женой Верой Федоровной (1875 г.р.), дочерью Серафимой (1909 г.р.) и сыном Виктором (1897 г.р.) в квартиру № 17.

→

Софья Георгиевна Тадэ (1909–1976) родилась в Москве. В 1931 году она окончила литературный факультет МГУ имени М. В. Ломоносова по специальности «литературный работник» →

Поэт-имажинист Вадим Шершеневич, его мать оперная певица Евгения Львова-Шершеневич и другие жители квартиры № 20

→

Самуил Михайлович Володарский (1922–2001) въехал в одну из комнат четырехкомнатной квартиры № 24 в 1947 году. В 1953 году он женился на Нине Менделеевне Горелик (1925–2014), уроженке Сумской области. В 1955 году у них родился сын Владимир.→

С 1939 года в комнате 25-ой квартиры проживала Антонина Фадеевна Ждановская (1901-1966), в замужестве Чижова. Антонина Фадеевна была артисткой, сотрудницей Музыкально-художественного бюро. После того, как она ушла со сцены, работала закройщицей в ателье. Антонина Фадеевна приходилась сестрой выдающемуся оперному певцу Евгению Фадеевичу Ждановскому (1892-1949). С 1924 года Евгений Ждановский находился в эмиграции. До отъезда он состоял солистом Большого театра, а заграницей выступал крупнейших оперных театрах, был солистом Софийской народной оперы (Болгария). В 1946 году Ждановского арестовали, он погиб в лагере в Марийской автономной области. Мужем Антонины Фадеевны был актер Гавриил Сергеевич Чижов (1885-1959).

Антонина Чижова и ее двоюродная сестра, бабушка Анатолия Мельникова, Людмила Мельникова. 1960-е. Из личного архива Анатолия Мельникова.

В наш музей написал родственник Антонины Фадеевны Анатолий Мельников, проживающий в Краснодаре. Бабушка Анатолия Людмила Михайловна Мельникова приходилась двоюродной сестрой Антонине Фадеевне Ждановской. В семейном архиве Анатолия Мельникова сохранились документы и фотографии Антонины и Гавриила Чижовых.

Из воспоминаний Анатолия Мельникова:

Я никогда не видел ни Антонину, ни Гавриила Чижовых. Мама всегда их называла «тетя Нина и дядя Ганя». Наверное, и для меня они поэтому теперь тоже «тетя Нина и дядя Ганя». До сих пор не знаю, кем же мне приходится двоюродная сестра [Антонина Чижова – прим. ред.] моей бабушки Милы – Людмила Михайловны Мельниковой. Как эта степень родства называется? Но все три сестры Ждановские  – Антонина и Лидия Фаддеевны и Людмила Михайловна – были очень близки. «Милочка, когда, будешь?» – вопрос, который моей живущей в Краснодаре бабушке, ее московские сестры в письмах задавали постоянно. Даже неделю спустя, после того как бабушка возвращалась от них. Нина и Лида жили в центре Москвы. Нина – на Большой Садовой, Лида – на Чехова, возле нынешнего Ленкома.

И вот что объединяло семьи – их музыкальность. Нина в молодости пела, если правильно запомнил, в ансамбле Утесова. Ганя вместе со своим партнером Г. Дебрие был практически постоянным участником всех «сборных» столичных концертов. «Музыкальных поваров» приглашали выступать и в Колонном зале. Дядя Ганя вел некоторые Кремлевские елки. Играл он практически на всех музыкальных инструментах. Фортепиано, скрипка, саксофон, даже на пиле. В доме хранились две уникальные скрипки, работы Гварнери и Амати, которые порой просили для выступлений концертирующие советские скрипачи.

Гавриил Чижов и Георгий Дебрие в юмористическом номере «Музыкальные повара» в Колонном зале. Москва, 1950-е. Из личного архива Анатолия Мельникова.

Дядя Ганя был человеком одаренным не только музыкально. И если серьезное увлечение хиромантией (а в доме были десятки карт различный видов ладоней отлично отрисованных карандашом) «серьезным» сегодня вряд ли можно назвать, но вот другой его талант был востребован в московских артистических кругах. Дядя Ганя обладал гипнозом и в ряде случаев помог известным советским артистам справиться с проблемами, связанными с алкоголем. Эти артисты, приводили в квартиру № 25 на Большой Садовой своих друзей. Круг общения семьи Чижовых был немал. Хорошие отношения связывали Чижовых с Грибовым, Жаровым, рядом других советских актеров.

Открытка Гавриила Чижова Валентине Мельниковой, матери Анатолия Мельникова. Из личного архива Анатолия Мельникова.

Тетя Нина после того, как ушла со сцены, переквалифицировалась в закройщицы. И тоже среди ее клиенток, были жены известных в стране руководителей.

После проведения Кремлевской елки на гонорар дядя Ганя купил красивый темно-синий Дулевский чайный сервиз. Белым были обозначены кисти винограда. «Ганечка, ты зачем купил черный сервиз? – возмутилась Нина,- черные чашки – это ни к добру. Чай мы из них точно пить не будем». Примета сбылась очень скоро. Дяди Гани не стало. Когда через несколько лет, ушла из жизни тетя Нина, моя бабушка, конечно же поехала хоронить сестру. В квартире, не нашлось многих значимых для семьи вещей. И тогда находились желающие обобрать одиноких стариков. Но тот самый чайный сервиз с виноградом стоял в буфете. Это было единственным что моя бабушка взяла семье на память о сестре. Этот сервиз, мы достаем только в особых случаях. Когда собирается вся семья. Он не черный, и даже не темно-синий. Он теплый.

Фотографии семьи Чижовых

В квартире № 28 в апреле 1924 года были прописаны всего трое — бухгалтер Сергей Михайлович Суходрев (1880–1939), его жена Ольга Даниловна Суходрев (в списке жителей за 1924 год была допущена ошибка, и ее отчество записано как «Яковлевна»), в девичестве Золотарева (1878–1931), а также подруга семьи Елена Дмитриевна Зубцова. →

Кузьма Иванович Жильцов (1892–1953) вместе с женой и двумя детьми переехал в квартиру № 30 в 1934 году. Последним из квартиры в 1970-е годы выехал сын Кузьмы Ивановича Юрий (1932–2013). →

Отоларинголог Андрей Соколов, не принятый в члены жилтоварищества из-за занятий частной врачебной практикой на дому, учительница музыки Мария Соколова, окончившая Московский Екатерининский институт благородных девиц, семейный конфликт из-за жилплощади, кусок мрамора с руин взорванного храма Христа Спасителя и игры в войну после войны.→

Михаил Булгаков, семья-старожилы — Манасевичи, станковые печатники Захаровы и другие жители квартиры № 34

→

Управляющий Московской конторой императорских театров и императорских театральных училищ Николай фон Бооль и династия скульпторов Рукавишниковых в мастерской № 36

→

Меценат Николай Рябушинский, танцовщица Инна Чернецкая, Петр Кончаловский, театральные художники Георгий Якулов и Семен Аладжалов→

Петр Петрович Кончаловский, а затем и его сын Михаил занимали художественную мастерскую дома 10 на Большой Садовой почти весь XX век, с 1910-х до 1990-х годов. Светлое и просторное помещение с частично стеклянным потолком и высоким окном во всю стену изображено на множестве полотен и рисунков Петра Кончаловского.→

Александр Рыбкин, художник, выпускник Московского училища живописи, ваяния и зодчества, открывший школу живописи и рисунка в мастерской № 40 дома Пигита

Александр Николаевич Рыбкин родился в 1884 году в Харькове в дворянской семье (РГАЛИ Ф. 680. Оп. 2. Д. 1711. Л. 1). Его отцом был офицер, генерал-майор, участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов Николай Андреевич Рыбкин (1842-1889), происходивший из семьи воронежских помещиков. Мать Александра звали Ариадной Васильевной.→