1974 год — настоящее время

В разное время дом № 10 по Большой Садовой становился местом притяжения художников, литераторов и музыкантов — неформальным культурным центром города. Одним из главных адресов артистической жизни Москвы 1920-х годов была мастерская № 38 Георгия Якулова. Во второй половине 1970-х годов центром неофициального нонконформистского искусства стала квартира № 44 Людмилы Кузнецовой на первом этаже. В 1980–1990-е годы так называемый «булгаковский сквот» в фасадной части дома превратился в крупнейшую в Москве творческую лабораторию культуры хиппи. А еще с 1970-х годов многих притягивала «нехорошая» квартира № 50, где к началу 1990-х годов сформировался неофициальный музей Михаила Булгакова.

Неофициальное искусство в квартире № 44 (1974–1979)

В 1960-е годы в две комнаты квартиры № 44 въехала семья Кузнецовых. Выпускник МВТУ им. Н. Э. Баумана (сейчас МГТУ им. Н. Э. Баумана) Владимир Петрович Кузнецов (1939–2012) работал старшим мастером НИИ химических материалов, а его жена Людмила Федоровна (1943–1986), закончившая тот же вуз, — директором ателье, в разное время подрабатывала в киноиндустрии и занималась переводами. В 1967 году у них родилась дочь Анна.

В 1974 году на пустыре в Беляеве состоялась акция московских художников-авангардистов, представителей неофициального советского искусства, вошедшая в историю как «Бульдозерная выставка». Выставки как таковой не было — милиционеры в штатском практически сразу принялись отнимать картины, некоторые из них уничтожали поливочными машинами и бульдозерами. Многих художников и их друзей арестовали. В числе задержанных оказалась и Людмила Кузнецова, почти случайно попавшая на выставку.

Из интервью с дочерью Людмилы Анной Кирин:

Она там познакомилась с художниками, которые были участниками этой выставки. Мама думала: «Я живу в самом центре города, у меня две большие комнаты, и никто мне не мешает вешать картины». Эти люди были аутсайдерами, им не разрешалось выставляться, и она решила, что никто ей не может запретить вешать картины в своем доме и приглашать людей на них смотреть. С этого всё началось. Это были первые квартирные выставки в Москве. Туда приходили иностранные дипломаты, знаменитые коллекционеры, потому что больше негде было посмотреть на эти картины. И они покупали картины со стен нашей квартиры.

Постепенно квартира № 44 превратилась в одно из главных мест в Москве, где выставлялись и продавались работы художников-нонконформистов.

Из интервью с другом Людмилы биофизиком профессором Бостонского университета Максимом Франц-Каменецким:

она их (дипломатов — прим. редакции) связывала с художниками — художники ей приносили работы. А послы могли приходить к ней и смотреть — не просто там к одному художнику прийти, у кого мастерская, а смотреть разнообразных художников. Она была фактически дилером, который служил связующим звеном между художниками и теми, кто интересовался этим искусством.

Среди художников, кто выставлялся и продавал свои работы в квартире № 44, Анна Кирин и Максим Франк- Каменецкий упоминали Владимира Немухина, Владимира Овчинникова, Глеба Богомолова, Анатолия Зверева, Петра Белова, Евгения Кропивницкого, Оскара Рабина.

Квартиру № 44 посещали дипломаты, коллекционеры, западные журналисты, художники и музыканты, в том числе Владимир Высоцкий и Алла Пугачева. Часто у Людмилы Кузнецовой проходили вечеринки.

Из интервью с Максимом Франц-Каменецким:

Она устраивала party — без этого художники ни к кому не пойдут, им нужно обязательно потусоваться, конечно. Там рекой лились всякие напитки — экзотические в том числе, конечно же. В наше советское время не было нормальных напитков, вообще не было. Была водка, и было грузинское вино. Все. На этом ассортимент заканчивался. А наличие иностранцев и их доступ к «Березке» делали возможным разнообразить ассортимент. Иностранцы знали, когда шли на такое мероприятие, что нужно взять бутылку виски или джина, и это все создавало большую привлекательность для художников — участвовать в этих party, этих тусовках.

Правоохранительные органы не могли остаться безучастными. За Людмилой Кузнецовой следили, ее допрашивали, несколько раз сажали на 15 суток.

Из интервью с Анной Кирин:

В какой-то момент одну из наших комнат разделили пополам, поставили фанерную перегородку и за эту фанерную перегородку поселили еще одного человека. Мы с ним не общались. Мама утверждала, что поселили кагэбэшника для прослушки. Маму травили, избивали. Один раз ее избили на домашнем допросе настолько, что она потеряла ребенка.

Ей до конца жизни снился сон, как она носится с этим маленьким гробиком, и до конца жизни она винила себя за смерть этого ребенка. Травля была очень жесткая. Один раз оцепили квартиру, и мы оказались под домашним арестом. Меня и дочку одного художника через окно передавали людям. Ее пытались лишить материнства, были доносы, это была вечная травля. То, что она в 39 лет заболела раком, связано со стрессом. Они пытались уличить ее в том, что она имела коммерческий интерес. Она не имела коммерческого интереса.

Накануне открытия выставка «Москва — Париж» квартиру № 44 подожгли. К счастью, жители сумели вовремя потушить пожар, однако некоторые картины все-таки пострадали.

В 1979 году Людмила Кузнецова вместе с Анной выехали из СССР сначала в Вену, а затем в США. Власти не хотели выпускать дочь Людмилы и не разрешали ей вывезти коллекцию картин, однако, чтобы избежать международного скандала, им пришлось пойти на уступки. Формально выехать Людмила могла только по еврейской линии, но она не была еврейкой, и поэтому знакомые из Израиля сделали вызов Кузнецовой, изменив ее отчество с Федоровны на Фроймовну.

Из интервью с Анной Кирин:

Детство было очень ярким, настолько событийным, что оставило след мне на всю оставшуюся жизнь. Мы уехали в Америку, когда мне было 12 лет. Я не знала языка, мы были чужаками, и это после той жизни, когда мы были центром общества в Москве. Мы сначала уехали в Северную Дакоту на ферму — там просто жили бывшие дипломаты, мамины друзья — военный атташе Америки в Советском Союзе. Тогда он уже был на пенсии. Я жила этими детскими воспоминаниями о жизни в Москве, лелеяла их в себе, и на долгое время это было моим способом не чувствовать себя униженной и обиженной. Там, в Москве, у меня было ощущение, что я была часть чего-то большого.

Сквот в фасадной части дома (1986–1997)

В 1986 году коммунальные квартиры в фасадной части расселили Обветшавших и пустые помещения заняли музыканты, художники и хиппи. Они заселили почти всю фасадную часть дома слева от проходной арки. В покинутых жителями квартирах появились художественные мастерские и музыкальные репетиционные студии. Дом на Большой Садовой был не просто хипповым сквотом, а андерграундным центром музыки, изобразительного искусства и кино, большой московской творческой лабораторией со своими правилами и определенными требованиями к новым членам. Например, существовал запрет на наркотики и алкоголь, из сквота выгоняли тех, кто конфликтовал с художниками и музыкантами.

Центром сквота стала бывшая владельческая квартира № 5. Один из представителей московской андерграундной культуры 1980–1990-х, художник Влад Маугли (Бурштейн) устраивал в квартире джем-сейшены, в которых принимали участие многие музыканты — от Игоря Вдовченко из группы симулятивного рока «Среднерусская возвышенность» и Анатолия Крупнова, основателя «Черного Обелиска», до тувинских шаманов и аргентинских панков.

Из интервью с Владом Маугли:

Музыкантам нужны помещения, где можно играть и не мешать соседям. Наши соседи были такими же адекватными художниками, как и мы. Начали играть музыку, рисовать картины, делать выставки, появлялись творческие объединения музыкантов и художников, что дало много разных музыкальных групп — люди встречались у нас, знакомились. Подобралась творческая публика, и тех, кто вел себя некорректно к другим, выставляли. В первые годы происходила утряска — кто остается, кто не остается. У многих были свои квартиры, они приходили в этот дом, чтобы работать. Когда закрыли сквот в Фурманном переулке, то многие перебрались к нам. Например, художники Дима Ликин и Маша Зацеляпина, у которых было где ночевать и жить, приходили в седьмую квартиру именно рисовать. Их комната была надо мной, и я знал, что ночью их нет и можно спокойно играть. В каждой квартире была своя атмосфера, свой язык, свои круги общения, все это менялось.

В конце 1980-х годов в пятой квартире бывал и иногда останавливался Валерий Шеховцов — сейчас режиссер и продюсер, а тогда студент факультета журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова и лидер рок-группы «Шаг за».

Из интервью с Валерием Шеховцовым:

Кроватями служили двери из соседних квартир — их снимали, сколачивали какие-то ножки и добывали матрасы. Я помню, что мне матрас мы стащили из общаги на Шверника, мы спустили его через окно с приятелем, и я потом его вез на общественном транспорте на Маяковку. Наш сквот был местом, отмеченным на тайных картах для посещений всяких зарубежных туристов и гостей. Всякий крутой иностранец, который приезжал неформально, не по линии Интуриста, а который водил знакомства с продвинутыми людьми в Москве, был нашим гостем. Иностранцы приходили на наши репетиции, они, конечно, балдели от этого всего, потому что видели неформальную Москву, каких-то молодых студентов, художников, музыкантов, которые что-то там бренчали на своих гитарах, что-то орали. Какие-то у нас были даже спонтанные спектакли. Кухня никогда не спала, свет там не гас, постоянно были бесконечные чаепития.

Около двух лет, с 1990 по 1992 год, в квартире № 10 на последнем этаже останавливался и репетировал музыкант и поэт Влад Кирсанов (Ukio Kido), в то время участник группы Flat-66, игравшей нео-панк-рок.

Из интервью с Владом Кирсановым:

Сквот — это не только место для репетиций и не только для жизни, это некая заводь, где суммируются все творческие потоки. Чердак был набит антиквариатом. Грубо говоря, если человек заезжал, и у него ничего не было, а жили тогда очень бедно, то его препровождали на чердак, и там подбирались какие-то столы, стулья. Это все было большей частью ветхое. Я очень хорошо помню, что у меня была старинная лампа с синим туловищем, мы приделали цоколь, и она еще послужила долго потом. Подсвечники невероятные совершенно, медные, но это не воспринималось как какая-то ценность; этажерки всякие, комодики.

В квартире № 10, где останавливался Влад Кирсанов, в одной из комнат частично отсутствовал потолок:

Были только направляющие бревна и кирпичные остовы от труб. Однажды ко мне приехали друзья с Урала, с которыми я в армии служил, и они попросились переночевать. Когда они пришли, то увидели открытое небо. В эту ночь разразился совершенно дикий ливень. Это было для них такое совершенно невероятное приключение. Ну а для нас что? Для нас встала задача — что делать? Невозможно же, зима скоро. Причем, там нельзя было каким-то целлофанчиком прикрыть, там монументальная дырень была, которая прогорела в своем время, и очень хорошо было видно, когда поднимаешься на этот бывший чердак, что там выгорело сотни и сотни квадратных метров. Фасадная часть дома была «чемоданом без ручки». То есть, в общем-то прикольным, классным, бросать его жалко, но, грубо говоря, его нужно было перестраивать. Как-то мы взялись, выбрали день, пошли за бесхозным забором, чтобы закрыть дыру. Еле дотащили, но дыру закрыли.

В 1992 году в той же квартире № 10 на пятом этаже поселился американский журналист Пол Спэнглер. Он решил самостоятельно поменять перекрытия на чердаке — купил толстые половые доски и сам затащил их на пятый этаж. Спэнглер разогревал на кухне гудрон и заливал им щели и дыры в крыше.

Из интервью с Полом Спэнглером:

Впервые я познакомился с ребятами из первого подъезда в 1992 году. А под конец 1994 года появилась угроза их выселения: бизнесмен хотел делать там офис. И я решил, что это неправильно, я поселился с ними, пригласил корреспондентов, рассказал об этом подъезде, о молодежи, о борьбе за свободу, о том, что это культурная ценность. Начали обо мне писать, как об эксцентричном американце, который любит Россию. И нас не трогали еще два года. Помню, нашел монетки, по-моему, 1912 года. Когда я поселился в доме, то начал ремонт, кусок паркета оторвался, и упала монетка. Однажды в первом подъезде был найден труп. По всей видимости, бандиты убили человека и оставили тело в заброшенном доме.

К жителям сквота регулярно приходил участковый. Валерий Шеховцов вспоминал, что участковый засиживался в гостях у музыкантов и художников, пил чай, но обязательно выписывал штраф, как было положено.

Из интервью с Валерием Шеховцовым:

На самом деле, нас очень любил участковый. В соседнем подъезде на верхнем этаже был чердак, его заняли бомжи, и они там жгли костры. В один прекрасный момент это все переросло в пожар, и наш сквот в качестве добровольцев помогал его тушить. Участковый нас любил, потому что мы были не совсем «куку». Естественно, ему за этот пожар влетело, потому что это его участок и он должен следить. Более того, мы бомжей даже гоняли, тех, кто пытался разогреваться у костра.

Пол Спэнглер вспоминал, что участковый назначил хиппи ответственными за порядок в доме. Одно время по соседству с музыкантами и художниками из квартиры № 5 жили милиционеры.

Влад Маугли рассказал о пьянке, которую устроили сотрудники правоохранительных органов в честь получения табельного оружия:

У того человека, который обмывал пистолет, пистолет и пропал, и он потом ходил по всему дому и у всех спрашивал, где его пистолет. Несколько дней они собирали по подъезду свои фуражки. Потом оказалось, что этот пистолет его подруга спрятала, чтобы, напившись, они не начали палить.

В 1995–1996 годах в квартире № 11 режиссер Артур Аристакисян снимал художественный фильм о коммуне хиппи «Место на земле» . Здесь проходили занятия «университета хиппи», в котором преподавали такие дисциплины, как «Эстетика и теория бедности», «Поэзия и богоявление», «Мифы и притчи».

Из интервью с Артуром Аристакисяном:

Мы впервые оказались в 11-й квартире в 1995 году. Задача была такая: создать коммуну хиппи и снять там фильм. Настоящая натуральная коммуна хиппи, которая жила бы своей жизнью. Не просто декорация. Раз в неделю или два раза в неделю проходил съемочный день. Это была не просто квартира, а настоящие развалины. Мы находились на последнем этаже, и потолка не было, сразу начиналась крыша. Только в одной комнате сохранился потолок. Это была огромнейшая квартира. Мне казалось, что комнат 20 было, формально шесть. Там жили хиппи и бездомные, молодые, пожилые, нищие. Мы находились там почти два года. Весь 1996 год там действовал университет хиппи. «Эстетику и теорию бедности» вел Володя Теплышев — хипповский модельер, портной известный. «Поэзию и богоявление» вел гениальный поэт, юродивый Сергей Жаворонков. У меня был предмет «Мифы и притчи». Если поселялся нищий, то он должен был прочесть лекцию о своей жизни. Это такой своеобразный входной билет. Жила там одна гениальная девушка, юродивая и хиппи, которая потом покончила с собой. Ее звали Багира. Она писала стихи, песни, все делала. Это такой человек, что не опишешь. Инопланетянин

В 1996 году реставраторы лепнины Ольга Бернс и Олег Лопухов случайно оказались в бывшей владельческой квартире в доме на Большой Садовой. Музыканты и художники безуспешно пытались спасти стремительно разрушающиеся дореволюционные интерьеры и защитить квартиру от бандитов и бизнесменов, желающих ее захватить. Ольга Бернс и Олег Лопухов сняли множество слепков с лепных деталей и вывезли некоторые элементы интерьеров в свои мастерские, в частности, изображения орла и павлина.

Из интервью с Ольгой Бернс:

Сама квартира, конечно, в состоянии была жутком. Не работали уже никакие трубы, потому что их все прорвало, текла вода по стенам просто потоком, там были какие-то проблемы с крышей. И проблема была в том, что хиппи хотели выселить, дабы делать капремонт в этой квартире, а они не хотели выселяться. Они объявили себя хранителями наследия, называли себя «Хранители радуги», по-моему, и говорили: «Вот, мы пытаемся защищать эту квартиру, мы заняли здесь оборону, потому что хотят все это снести, сделать здесь евроремонт и сдать это под офисы. А мы этого позволить не можем, мы защищаем вот это наследие. И если вы нам поможете в реставрации, мы будем вам очень благодарны». Я никогда ни до этого, ни после этого, при всей моей большой «насмотренности» подобного вида интерьеров, не встречала подобных квартир. Мы пытались формовать лепнину прямо на стене, особенно самые крупные, габаритные какие-то детали формовали. А потом это все просто стало падать. Потому что все это время вода продолжала течь по стенам, и оно прямо оставалось у нас в руках. И тогда мы стали формовать только то, что оставалось на стене, а то, что падало, мы собирали в ящики, увозили с собой, и потом уже в дальнейшем реставрировали в мастерской. Но было назначено время, всех хиппи должны были выгнать, и для этого был вызван наряд ОМОНа. Хиппи посредством своего заступника, американского журналиста Пола, связались с НТВ, и они прислали своих операторов, снималась передача о защитниках этой замечательной квартиры. И мы попали в такую передрягу — хиппи приковали себя наручниками к батареям и сидят на полу, поют песни. Омоновцы с автоматами пытаются как-то нейтрализовать хиппи и оторвать их от батарей. НТВ снимает это все с софитами, причем они разделились тоже на две группы, кто-то снимает хиппи, кто-то снимает «освободителей» квартиры. А наши ребята в этот момент висят под шестиметровым потолком на своих лесах, что-то формуют. Один наш замечательный сотрудник Андрей Сизов поставил тогда свой личный рекорд — он работал без остановки 26 часов. Конечно, к концу это была уже немножко не та работа. Но мы понимали, что если мы сейчас отсюда уйдем, больше мы сюда не попадем никогда. Просто потому, что это все и упадет, и будет закрыто, и мы не сможем сюда попасть, и все это будет утрачено.

К началу 1997 года всех обитателей сквота из дома выселили. Говорили, что борьба с нелегально занятыми площадями в центре города связана с подготовкой к празднованию 850-летия Москвы. Выселение хиппи совпало с началом передела собственности в доме и уничтожением того, что еще оставалось от интерьеров старых квартир, в том числе и владельческой под номером пять.

История музея М. А. Булгакова (квартира № 50)

В конце 1970-х годов коммунальную квартиру № 50, где с 1921 по 1924 годы жил Михаил Афанасьевич Булгаков расселили. В 1983 году ее занял Гипротехмонтаж — один из отделов Министерства монтажных и специальных строительных работ СССР. В те годы многие уже прочитали роман «Мастер и Маргарита», люди знали, где находится квартира, в которой жил писатель и куда он поселил героев своего произведения. Поклонники Булгакова приходили в подъезд, оставляли надписи и рисунки на стенах, несмотря на негодование жителей дома. Наталья Геннадьевна Романова, которая работала в квартире № 50 начальником сметного отдела Гипротехмонтажа, тоже прочитала роман и придумала прикрепить на стены подъезда листы ватмана, чтобы посетители рисовали и писали на них. Однажды кто-то изобразил на отдельном стекле Маргариту на метле. Наталья Романова повесила эту работу у себя в кабинете.

Из интервью с Натальей Романовой:

Приходит парторг, заходит в комнату и видит это безобразие. Он тут же летит к нашему директору института, накручивает его, директор института звонит моему руководителю: «В одночасье все убрать!». Ну, убрали. Но нет худа без добра. Они видят, что народ идет, все-таки интересуется, и они нам выделили комнату.

В 1984 году под выставки выделили самую маленькую комнату квартиры, третью от входа по правой стороне коридора. Посетители начали приходить в квартиру № 50 регулярно, Наталья Романова оставалась после работы и дежурила в квартире по выходным. Быстро распространилась новость о том, что одну из комнат булгаковской квартиры открыли для свободного посещения. В нерабочее время там начали устраивать концерты, студенты Литературного института читали стихи на черной лестнице, приходили литературоведы и хиппи, однажды даже выступал русский хор из США. Было много иностранцев, и Наталья Геннадьевна повесила карту мира, чтобы флажками отмечать, откуда кто приехал. Однажды пришли японцы и сняли обувь еще на первом этаже — из особенного почтения к месту, как предполагает Романова.

В 1990 году на фасаде дома установили мемориальную доску, и сразу после прошел первый булгаковский праздник на Патриарших прудах. В том же году Гипротехмонтаж выехал из квартиры, и был учрежден Фонд М. А. Булгакова под руководством Мариэтты Омаровны Чудаковой, филолога, общественного деятеля и автора первой научной биографии писателя. Фонду удалось получить квартиру № 50, а в 1997 году снесли перегородку между квартирами № 50 и 41, возведенную в советское время. Здесь проходили выставки, литературные вечера, концерты, и, несмотря на противодействие некоторых соседей, а также аварийное состояние дома, Фонд М. А. Булгакова вместе со множеством активистов сумел превратить квартиру № 50 в одно из самых ярких, живых и интересных культурных мест Москвы. В 1990-е годы квартира № 50, еще далеко не музей, была одним из главных адресов неформальной Москвы. Соседство с хиппи-сквотом в фасадной части, превращало дом № 10 в большую творческую лабораторию, место притяжения как неформальных художников и музыкантов, так и коллекционеров, литераторов, кураторов, москвоведов и, конечно, любителей мистики.

Из интервью с Александрой Селивановой, инициатором и куратором выставок и мероприятий в квартире № 50 с конца 1990-х до 2012 года, о жизни квартиры во второй половине 1990-х годов:

В первый год я столкнулась с тем, что здесь работает и обитает невероятное количество разных людей. Это были какие-то психоаналитики, художники, хиппи, какие-то музыканты, маргиналы и так далее, непонятно кто, здесь были постоянно работающие люди — абсолютно булгаковские персонажи. Значит, был такой Игорь — высокий молодой человек, который устраивал сеансы медитации для взрослых, как это называлось, в первой комнате. Встречала посетителей девушка по имени Элла, высокая брюнетка с каре, в мини-юбке. Спустя, допустим, неделю, все полностью менялось — появлялись новые люди, новые выставки. Например, приходишь, и неожиданно в конце коридора стоят огромные вырезанные из фанеры фигуры Джона Леннона, Будды, еще кого-то, все это подсвечено цветными лампами, ходят кришнаиты.

В девяностые годы еще не все коммунальные квартиры дома расселили, а в уже расселенные въезжали новые жильцы. Все метаморфозы с квартирой № 50, начиная с 1980-х годов, все творческие эксперименты и шумные мероприятия проходили на фоне непрекращающегося противостояния жителей дома с активистами булгаковского пространства, посетителями подъезда и квартиры. Жители вызывали милицию, закрашивали рисунки в подъезде, приходили скандалить и даже заливали квартиру с чердака пивом.

В 1999 году Мариэтта Чудакова пригласила литературное рок-кабаре Алексея Дидурова проводить в квартире регулярные концерты. И в первый же день возмущенные соседи вызвали милицию.

Из интервью с Алексеем Хегаем, тогда членом коллектива Алексея Дидурова, сейчас сотрудником музея М. А. Булгакова:

Помню, какое-то столпотворение. По коридору было невозможно пройти — люди стояли в очереди для того, чтобы попасть в самую последнюю комнату, где было представление, был концерт. Соседями была вызвана милиция. И каково же было удивление сотрудников, которые, придя по очередному вызову, — а обвиняли соседи в засилье сатанистов, наркоманов, фашистов и прочей нечисти, — увидели хорошую музыку, поэзию, чай, молодые интеллигентные лица.

Однажды в день рождения писателя жители повесили замок на входную дверь в подъезд, чтобы не пустить в квартиру работников Фонда Булгакова. Они взялись за руки и не давали никому спилить замок. Дети, которые жили в доме, вели себя иногда агрессивнее взрослых, кидались в посетителей камнями. Алексей Хегай вспоминал, что однажды в квартиру пыталась попасть туристка из Германии — в ее путеводителе булгаковский адрес значился, как одна из главных достопримечательностей города:

И она с благоговением приходит в этот дом. Прямо во дворе ее встречают крики. Женщина претерпевает нападки, в нее летят камни, на нее сыпятся проклятья из квартиры 49. В каком состоянии, как вы думаете, должен был человек прийти уже к дверям 50-й квартиры? Она преодолела полосу препятствий колоссальных, она прошла через все, весь ужас. Женщина с благодарностью переступает порог квартиры 50, она благодарит за так точно и интересно поставленную инсценировку. Она не может поверить, что это настоящие соседи, что это не актеры.

Несмотря на все трудности, люди шли туда нескончаемым потоком. Музыканты из коллектива Дидурова, так же, как и хиппи из булгаковского сквота, которые пытались спасти интерьеры в фасадной части дома, стремились хоть как-то поддержать мемориальную квартиру в нормальном состоянии.

Из воспоминаний Алексея Хегая:

Эти поэты приходили с гитарой, но брались сразу не за грифы, а за молоток, пилу, веник, делали то, что необходимо. Многие посетители «нехорошей квартиры» окунались в эту литературную среду, слышали современную поэзию, песню, вот было такое взаимное обогащение.

В 2000 году во дворе дома прошел праздник, посвященный 60-летию написания романа «Мастер и Маргарита». Спонсором выступила итальянская компания Ariston, которая выпустила в то время стиральную машину Margherita. В 2002 году начался долгожданный капитальный ремонт квартиры. Сотрудники Фонда Булгакова настояли на сохранении оригинальных межкомнатных дверей, которые до сих пор висят в музее. В 2004 году Александра Селиванова и Элина Гальцева открыли первую постоянную экспозицию в музее, посвященную столетию доходного дома Ильи Пигита. Сохранившиеся фрагменты лепнины из бывшей владельческой квартиры № 5 отреставрировали и закрепили в гипсовых панелях, экспонировались фрагменты обоев и оригинальные батареи, а также копии архитектурных чертежей планов дома.

В 2007 году в квартире № 50 учредили первый в России государственный музей М. А. Булгакова. Директором стала Инна Омаровна Мишина, многие годы до этого работавшая в Фонде Булгакова, а сейчас занимающая должность президента музея. В основу коллекции музея вошли мемориальные предметы, переданные племянницами Михаила Булгакова — Еленой Андреевной Земской и Варварой Михайловной Светлаевой. В 2009 году фонды музея пополнились предметами мебели и вещами из последней квартиры писателя в Нащокинском переулке, 3/5, которые передала семья Льва Кирилловича Тарасевича (Мишина И. О. «Из истории „нехорошей квартиры“ и дома Пигит». М., 2014. С. 19). Первой в истории официального музея стала выставка старых фотографий Москвы из коллекции Артема Аршаковича Задикяна. В 2010 году в музее создали постоянная экспозиция. Тогда же музей победил в конкурсе «Меняющийся музей в меняющемся мире» с проектом «Пятое измерение „нехорошей квартиры“»

В 2013 году директором музея назначили историка и журналиста Петр Владимировича Мансилья-Круза. С этого года начали проводить регулярные булгаковские фестивали на Патриарших прудах, а в музее появился научно-исследовательский отдел. В 2014 году музей запустил выставочный цикл «Слова и вещи: открытие коллекции». Для экспонирования предметов из фонда музея создали специальный зал-трансформер, в котором за три года провели более 20 выставок.

В 2014 году в музее началась исследовательская работа по истории дома № 10. Результатом стали две выставки, сайт dom10.bulgakovmuseum.ru и книга. В одной из комнат музея — как раз в той, которую в 1984 году Наталья Романова сумела выделить для свободного посещения, и где двадцать лет спустя открылась экспозиция, посвященная истории дома, — с 2015 года демонстрируется интерактивный макет дома, созданный художником Анной Румянцевой. В 2016 году музей получил в свое распоряжение первый этаж дома № 35а на Большой Пироговской, включая квартиру, где с 1927 по 1934 год жил Михаил Булгаков. В мае в юбилей М. А. Булгакова (125 лет со дня рождения) квартира на Пироговской открылась для публики выставкой «Рукописи не горят», на которой экспонировались, в том числе, сохранившиеся страницы первой редакции «Мастера и Маргариты». В конце 2016 года музею передали бывшую мастерскую № 40 художника Петра Петровича Кончаловского на четвертом этаже дома. Проект музея по созданию мемориальной экспозиции в мастерской выиграл конкурс «Меняющийся музей в меняющемся мире». Сейчас музею принадлежит еще и квартира № 51, напротив булгаковской № 50.