1917–1941 годы

Еще до революции в июне 1917 года Московское Благушинское домовладельческое акционерное общество выкупило дом у семьи Пигитов. Революционные события описывает в автобиографической повести жительницы квартиры № 18 Софья Георгиевна Тадэ (1909–1976): «В домах устраивали ночные дежурства. Дежурили по двое, меняясь каждые три часа. Закутавшись в одеяла, сидели на площадке лестницы верхнего этажа и ждали. Каждый стук, крик в ночи заставлял вздрагивать. Швейцары запирали подъезды, вставляя для верности в ручку двери палку. Дворник вешал на ворота замок». Семьи из квартир, выходящих окнами на Садовую, спали в коридорах и во внутренних помещениях, чтобы избежать обстрела. Регулярно проходили обыски: солдаты искали оружие и проверяли документы.

В 1918 году доходный дом Пигита национализировали и превратили в рабочую коммуну треста «Мосполиграф». Дом-рабкоммуна заселили работниками московских типографий. Из повести С. Г. Тадэ:

Въезжают большими семьями, со стариками, с детьми; с сундуками, узлами, корытами. Большие перины, пузатые комоды, самовары, цветы в горшках: фикусы, фуксии, герань, столетник. Ломовики и тележки заполняют двор. Подъезды распахнуты — под двери положены кирпичи. Ноги — большие и маленькие, топчут лестницу вверх и вниз, роняя по пути плохо увязанные пожитки Сакищи (первое время после революции И. В. Сакизчи оставался управляющим дома — прим. редакции) бегает из подъезда в подъезд. Смотрит, чтобы не покорябали стены шкафами, не выбили бы стекла, стекла — что, вставить можно, не отбили бы края каменных ступеней.

В мае 1922 года, несмотря на протесты отдельных жильцов, анонимную жалобу и последовавший за ней визит специальной инспекции, дом передали в эксплуатацию новому жилищному товариществу. Первым председателем правления жилтоварищества стал житель квартиры № 13 Иван Павлович Морозов, заведующий печатным отделом типолитографии Наркомзема. Жилтоварищество было обязано следить за эксплуатацией дома, ремонтировать помещения и благоустраивать дворовую территорию, и главное — взимать арендную плату. Согласно договору, все домовые конфликты должны решать в Народном суде по месту нахождения жилтоварищества (ЦГА Москвы. ОХД после 1917 года. Ф. 2433. Оп. 3. Д. 725. Л. 1, 1 об).

Билет члена Жилтоварищества Николая Тимофеевича Захарова из квартиры № 25, выдан в 1924 году. Из личного архива внучки Николая Захарова Любови Павловны Чурилиной.

Рабочий клуб, столовая и библиотека

В начале 1920-х годов на втором этаже в квартире № 37, где до революции располагалось общежитие Высших женских курсов Герье, открыли рабочую столовую. Там же, при столовой, появились библиотека и клуб. Из повести С. Г. Тадэ:

Готовить должны все хозяйки по очереди. Посуду выделили — кто, что смог. Кто тарелки, кто кастрюли. Сбили скамьи, столы. Понавесили длинные кумачевые полотнища с лозунгами, тщательно выписанными разведенным мелом. Без них клуб не клуб. А для библиотеки — понатаскали книг видимо-невидимо из брошенных квартир.

С 1922 года в условиях НЭПа на месте рабочей столовой открыли кондитерскую «Меланж». Ею руководил тбилисский армянин Григорий Исаакович Карджардусов («Вся Москва», 1923 год), упоминаемый в списках жителей на 1924 год под фамилией Каджардузов. Он жил в квартире № 46, объединенной с квартирой № 37, вместе с молодой женой Марией Алексеевной.

Из документов середины 1920-х годов становится ясно, что клуб уже находился в одной из комнат бывшей владельческой квартиры № 5 (ЦГА Москвы. ОХД после 1917 года. Ф. 2433. Оп. 3. Д. 725. Л. 122 об). Вероятно, после закрытия столовой, жилищное товарищество решило переместить клуб в новую квартиру. В 1923 году клуб взял напрокат у Музторга пианино, потом в нем установили радиоприемник, а работники провели футбольный матч между жителями дома. Из акта инспекции МУНИ от 3 декабря 1924 года: «Домовладение производит хорошее впечатление. Правление рабочего Жил. Т-ва заботится не только о благоустройстве дома, но и культурно-просветительном развитии живущих путем создания рабочего клуба в одной из квартир и вовлечением живущих в кружковые занятия» (ЦГА Москвы. ОХД после 1917 года. Ф. 2433. Оп. 3. Д. 725. Л. 49 об). Из документов 1927 года известно, что при клубе действовал драмкружок, которым руководил житель квартиры № 34 Артур Борисович Манасевич (ЦГА Москвы. ОХД после 1917 года. Ф. 2433. Оп. 3. Д. 725. Л. 184), непродолжительное время, в 1924 году, сосед Михаила Булгакова и его жены.

Жители дома в 1920-е годы

«Во всех 75 квартирах оказался невиданный люд», — писал Булгаков о превращении бывшего доходного дома в «рабкоммуну» в рассказе 1922 года «№ 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна». В 1920-е годы в коммунальных квартирах дома селились рабочие, в первую очередь сотрудники московских типографий, а также работники фабрики «Дукат», продавцы, уборщики, портнихи, слесаря и многие другие. В 1921 году в квартиру № 50 въехал Михаил Булгаков со своей женой Татьяной Лаппа. Здесь они прожили почти три года.

В начале 1920-х годов на Большую Садовую, 10 вселились жители,  которые прожили в доме до расселения коммуналок в 1960–1970-е годы. Например, с 1921 года в доме жила семья электрика Театра оперетты Емельяна Бочкова и швеи Акулины Шелеповой. Двумя годами ранее в дом въехала Мария Васильевна Королева с детьми, приемщица типографии Виноградова и Ковыкова. Места всем не хватало, людей селили в полуподвальные помещения, а комнаты делили перегородками. В бывшем зале домовладельческой квартиры в трех помещениях проживали три семьи. В 1923 году в доме жили 593 человека.

Далеко не все прежние арендаторы выехали из дома после революции 1917 года: многие остались и были уплотнены. Практиковалось и самоуплотнение. К отоларингологу Андрею Соколову в квартиру № 31 переехал из Тамбова брат с семьей. Квартира № 7 с 1920-х годов была практически полностью заселена представителями многочисленной армянской семьи Вартановых. А семья Манасевичей из квартиры № 34 решила проблему неизбежного уплотнения, пригласив к себе в 1924 году Михаила Булгакова с женой, а в 1925 году интеллигентных братьев Захаровых.

Не все жители дома теснились в коммуналках. Отдельные квартиры и помещения жилищное товарищество сдавало в аренду. С 1922 года в квартире № 28 жила семья Суходревов — бухгалтер Сергей Михайлович Суходрев (1880–1939), его жена Ольга Даниловна Суходрев (1878–1931), две их дочери и подруга семьи Елена Дмитриевна Зубцова. Сергей Михайлович закончил Московское коммерческое училище. С 1918 года он несколько лет работал бухгалтером на красильной фабрике в Павшине (сейчас часть Красногорска). Его жена Ольга Даниловна до революции руководила любительской театральной студией, в которой занимались московские гимназистки. Суходревы ежегодно платили жилищному товариществу 1700 рублей. Однако в 1925 году Сергея Суходрева арестовали за «растрату и неплатеж за квартиру». Скорее всего, этот конфликт был улажен и долг выплачен, так как Суходревы съехали с Большой Садовой на Покровку только в 1929 году.

Квартиру № 12 с 1923 года арендовал бывший виленский мещанин Ефим Михайлович Гордон (1886–1960). Договор с жилтовариществом был заключен на три года (ЦГА Москвы. ОХД после 1917 года. Ф. 2433. Оп. 4. Д. 725. Л. 137). Аренда квартиры стоила 350 червонцев «въездных», а затем 180 рублей золотом в месяц, включая оплату отопления (с 1 октября по 1 апреля). Кроме этого Ефим Михайлович обязался за свой счет отремонтировать квартиру. За это жилтоварищество не могло уплотнять Гордона. Тогда же часть полуподвальных помещений сдали некоему торговцу Аветисянцу при условии незамедлительной выплаты 2400 рублей.

Отопление дома полностью оплачивали из доходов от обеспеченных арендаторов, а с жителей коммунальных квартир денег за обогрев не брали. Однако в 1925 году дому потребовался ремонт стоимостью в 7000 рублей, и МУНИ потребовало от жилтоварищества впредь взимать с жителей плату за отопление, а также указало на «непонимание рабоче-жилищного вопроса», выражающееся в сдаче «хороших квартир нетрудовому элементу», когда «не все рабочие были удовлетворены хорошей площадью» (ЦГА Москвы. ОХД после 1917 года. Ф. 2433. Оп. 4. Д. 725. Л. 189).

Среди жителей дома 1920-х годов выделяются актриса Театра Мейерхольда Ольга Феофановна Соченкова; переводчик и драматург, автор довоенной версии песни «Синий платочек» Яков Маркович Галицкий; один из основоположников русского детского театра Валентин Сергеевич Колесаев; театральный художник Георгий Богданович Якулов; доктор Георгий Христофорович Татевосян-Тадэ.

В начале 1920-х годов в квартиру № 19 въехал выдающийся советский энергетик Александр Васильевич Винтер. Он родился в Гродненской губернии в 1878 году в немецкой лютеранской семье, поступил на механическое отделение Киевского политехнического института, откуда был выслан за революционную деятельность в Баку. Впоследствии Винтер работал в Обществе электрического освещения 1886 года, а после революции стал начальником строительства Шатурской электростанции, в 110 километрах от Москвы. В 1925 году Шатурскую электростанцию ввели в строй и Винтер стал ее директором. 7 февраля 1927 года Винтера бназначили главным инженером, а вскоре начальником Днепровского гидроузла. Скорее всего, Винтер выехал из дома на Большой Садовой в тридцатые годы, потому что в списке жителей за 1940 год он уже не значился.

Семья Машистовых

В 1914 году после смерти мужа в квартире № 25 поселилась Александра Семеновна Машистова (1874 — не позднее 1944 года) — вдова директора типографии Ивана Машистова. Иван Михайлович Машистов (1851–1914) числился подольским купцом и московским потомственным почетным гражданином, носил звание действительного статского советника. Он жил в собственном доме по адресу Большая Садовая, 23 (дом не сохранился) — напротив доходного дома Пигита. Машистов был учредителем и директором-распорядителем «Товарищества типо-литографии И. М. Машистова». Типография печатала альбомы по искусству, журналы, исторические книги, а во время Первой мировой войны — патриотические плакаты. Брат Ивана Машистова, Евгений Михайлович, заведовал складом типографии, а другой брат, Михаил Михайлович, числился членом правления товарищества.

После смерти мужа Александра Семеновна проживала в квартире № 25 вместе со своими детьми от первого брака — Борисом Алексеевичем Воробьевым (1892 г. р.) и Марией Алексеевной Воробьевой, в замужестве Васильевой (1892 г. р.), а также с несовершеннолетними детьми Ивана Машистова — Зоей и Алексеем, опекуном которых она была назначена. На содержание детей Александра Семеновна получала от типографии ежемесячно 100 рублей.

После революции бывшая типография Ивана Машистова стала литографией профтехнической школы им. Борщевского треста «Мосполиграф». В 1918 году для проживания московских типографских работников приспособили бывший доходный дом Пигита, сделав его рабочей коммуной. Семья Воробьевых-Машистовых продолжала жить в квартире № 25 до 1960-х. В 1920-е годы вместе с ними проживала их прислуга Ксения Максимова. В первые послереволюционные годы, пока старший сын Борис был в немецком плену, Александра Семеновна «занималась пошивкой белья и платья» (ГА РФ. Ф. А5248. Оп. 14. Д. 7260. Л. 9 об). Их квартиру уплотнили, и в нее въехали литографский переводчик Алексей Дмитриевич Никитушкин и уборщица на Московских военно-политических курсах Прасковья Григорьевна Гусева. В 1919 году к Машистовым подселили братьев Захаровых — Иван Тимофеевич работал литографским печатником Профтехшколы, а Николай Тимофеевич — переводчиком штаба Рабоче-крестьянской Красной армии.

В 1920-е годы Александру Семеновну как «вдову бывшего фабриканта» лишили избирательных прав. В 1930 и 1935 годах семья направляла ходатайства на восстановление Машистовой в избирательных правах. Оба раза Александре Семеновне отказывали. Тогда ее сын Борис Алексеевич Воробьев, уже старший научный работник Научно-исследовательского института полиграфпромышленности, обратился напрямую к председателю ЦИК СССР Михаилу Ивановичу Калинину. В качестве одного из аргументов он писал: «Происходит она из семьи крепостного крестьянина, ее ремесло — портниха. До второго замужества мать зарабатывала средства к существованию собственным трудом» (ГА РФ. Ф. А5248. Оп. 14. Д. 7260. Л. 9 об). В январе 1936 года Александру Семеновну восстановили в избирательных правах.

Сам Борис Алексеевич Воробьев еще до революции изучал в Германии литографское дело, с 1914 года заведовал граверной мастерской в литографии Машистова. Во время Первой мировой войны попал в плен. Впоследствии работал в военкомате, а с 1920-х годов вернулся в свою профессиональную сферу — типолитографскую.

Жители дома в 1930-е годы

Население дома продолжало быстро увеличиваться. Если в 1923 году в доме проживали 593 человека, то в 1944 году — уже 767. В 1932 году в квартиру № 47 въехала семья Воложинских. Зиновий Львович Воложинский (1888–1960) работал главным инженером на Московской государственной фабрике целлулоидных изделий «Заря». Вместе с ним в квартиру въехали его жена — врач Элла Григорьевна Закс (1895–1972) и дочь Изабелла (1924–2008), тоже впоследствии ставшая врачом.

В 1937 году в одну из комнат квартиры № 7 въехала армянская семья Бархударянов. Ашхен Бегляровна (1893–1969) и Александр Барсегович (1889–1975) приехали из Еревана вместе со своим сыном Левоном (1918–2017). Александр Бархударян был корреспондентом Центрального комитета Коммунистической партии Армении, писал статьи на армянском и русском языках, переводил армянскую литературу.

С 1934 года в доме проживал актер Иван Агейчиков (1892 г. р.). С 1937 года и до сих пор мастерскую № 36 занимают представители династии скульпторов Рукавишниковых.

«Большой террор» не обошел стороной и дом № 10. Троих жителей расстреляли в 1937–1938 годах: Анну Пигит из квартиры № 5 — племянницу домовладельца Ильи Пигита, бывшая эсерка, а с 1930-х годов научный сотрудник Государственного архива феодально-крепостнической эпохи и экскурсовод в Музее каторги и ссылки Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев; проживавшая в той же квартире № 5 Анастасия Биценко — ректор Высшего кооперативного института, а впоследствии пропагандист на швейной фабрике; Франц Снешко из квартиры № 30 — заместитель директора московского завода «Парострой». Еще один житель квартиры № 5, электрик Театра оперетты Емельян Бочков был арестован по доносу соседей. Умер в лагере арестованный в 1938 году Ефим Куликов из квартиры № 51 — ответственный дежурный тюремного отдела Московского уголовного розыска.